Ольга (часть 2)

Когда я проснулся, то обнаружил, что наступил день: за окном шумела листва, синело небо, солнечные лучи рассыпались по всему подоконнику. На краю дивана сидела Оля и, обхватив руками колени, смотрела в окно. Ее лицо хранило отпечаток недавнего сна, из-за чего казалось каким-то особенно трогательным и близким. Упавшее одеяло открывало наготу юного тела, чистота которого нарушалась разве что крошечной родинкой, одиноко выглядывавшей из-подмышки. Я закрыл глаза, задумался о том, какая ночь осталась позади, как нам было в ней хорошо, и о других, не менее приятных вещах. Не верилось, но все это было на самом деле.
Во дворе пронзительно чирикали воробьи, какой-то женский голос звал обедать какого-то Сережку, где-то звучала музыка, бегала детвора - обычный выходной день, на душе было светло и приятно. Я зевнул и подумал, что было бы неплохо и мне чем-нибудь заняться. Может, сходить в туалет или еще чего-нибудь сделать? Оля встала (так легко, что я едва почувствовал) и подошла к серванту, где у зеркала начала приводить в порядок свои волосы, а заодно и любоваться собой, не замечая моего взгляда. Она придирчиво, со всех сторон разглядывала свое отражение и, судя по всему, оно ей нравилось. За такое отражение любая женщина отдала бы все, что угодно, это была безупречная фигура, каждая линия которой могла вызвать лишь восхищение. В каком бы виде девушка не предстала перед зеркалом - нечаянной меланхолии или соблазнительно прикрывшись ладошкой - все выглядело до того привлекательно, что просто захватывало дух. Одними бедрами можно было любоваться бесконечно, потому что это были не просто бедра, а нечто иное, созданное исключительно для радости. Как они вздрагивали! Как мягко округлялись при малейшем движении, сияя свой юной свежестью! Сколько в них было жизни!
Случилось так, что наши взгляды встретились. Я увидел ее глаза в зеркале: от неожиданности они округлились, но тут же кокетливо прищурились, и Оля заулыбалась.
- Ай-яй-яй! - сказала она. - Подсматривать - нехорошо.
Мне стало неловко, Я не представлял, как следовало бы поступать в таких ситуациях: отворачиваться? Как-то проявлять свое присутствие? А, может быть, просто хватать и тащить в постель?
- Сколько сейчас времени? - поинтересовался я как бы между прочим. Оля пожала плечами. По-прежнему не отрываясь от зеркала, она вдруг спросила:
- Я тебе нравлюсь? Только честно!
- Ну конечно! - ответил я. - Ты очень хорошая девушка, с тобой так интересно...
- А еще?
- Еще ты добрая. И вообще, у тебя очень хороший характер. Кроме шуток.
- Нет! - топнула босой ножкой Оля. - Не в том смысле, Я тебе нравлюсь - как женщина? Внешне.
- Как женщина? - переспросил я. - Конечно, нравишься! Такую красивую я первый раз встречаю. Знаешь, кто ты?
- Ну и кто же?
- Ты - Мисс Вселенная. Не веришь?.. Спокойно могла бы стать, если бы захотела. Я же видел: там такие страшные, хуже некуда, даже с кривыми ногами бывают.
Серьезно!
- Почему же они считаешься красивыми? - удивилась Оля.
- Откуда я знаю? Других, наверное, нету. Слушай, сколько времени?
На мгновение Олины глаза сделались задумчивыми. Затем она повернулась и сердито спросила:
- Лапшу вешаешь, да? Скажи честно, а то обижусь.
Делать было нечего, и я как можно искренне постарался объяснить девушке, что она и в самом деле может претендовать на высокий титул. Вдохновляемый ее мягкими округлостями, я говорил с такой убедительностью, что вскоре от Олиного сомнения почти ничего не осталось, и она с заинтересованным видом только переспрашивала "совсем рыжие?" или "сколько-сколько долларов?". Я и сам не ожидал такого эффекта, но было поздно: к моим неосторожным словам Оля отнеслась совершенно серьезно.
- Ой, я, кажется. придумала! - воскликнула она. - Сначала нужно послать фотку!
И потянулась за моей старенькой "Сменой", с незапамятных времен лежавшей на серванте. Мне же ничего другого не оставалось, как согласиться, хотя и без особого желания - за всю свою жизнь фотоаппаратом я пользовался раза три или четыре, не больше. Вскоре выяснился существенный момент: девушка собиралась позировать в обнаженном виде. Я быстренько оделся, и мы приступили к делу.
Самым сложным оказалось найти для Оли правильное положение. Ей непременно хотелось, чтобы на фото присутствовали только те ее достоинства, которые ей казались наиболее важными, тогда как остальные она считала необязательными. Я же считал, что, допустим, маникюр выставлять было бы ни к чему, никто ее накрашенными ногтями любоваться не станет Нужно что-нибудь более серьезное. Но в этом отношении Оля на проявляла большого энтузиазма, так что я даже растерялся: какой смысл фотографироваться раздетой, если ничего нельзя увидеть?
- Вот поэтому, - объяснил я, - и попадаются потом с кривыми ногами. Может, и у тебя такие?
- У меня?! - рассердилась Оля, - Лучше на себя посмотри, тоже - Ален Делон!
У меня аж перехаатило дыхание. Уставившись на Ольку изумленными глазами, я не мог произнести ни звука. Что она хотела этим сказать? Как же тогда следовало понимать ее недавние слова, еще не остывшие е моих ушах, о том, что я ей, кажется, нравлюсь? Потом еще спрашивала, не устал ли я, по спине гладила. Говорила, что я совсем не тяжелый, а сама теперь намекает. Чтоб развеять свою горечь, я обулся и отправился в магазин за сигаретами. Когда я вернулся, то на-
шел в комнате неожиданный порядок. Блестел вытертый стол, рядом аккуратно поставлены стулья, расправлен половичек, убрана постель - приятно зайти. Сквозь открытое окно доносились запахи какой-то зелени. За диваном, сияя в ярких солнечных лучах, виднелась знакомая мне попка. Что она там делала, было непонятно.
Впрочем, тотчас показалась и сама Оля.
- Где мои колготки, не видел? - хмуро спросила она.
Я ответил, что без понятия, после чего мы сели пить кефир с булочками.
- Вкусно, правда? - поинтересовался я, чтобы не так скучно было кушать. Оля утвердительно улыбнулась. Тогда я, коснувшись ее плеча, сказал, что в кефире, между прочим, тоже есть градусы, и если его напиться, как следует, можно запросто опьянеть. Со мной так уже было, соврал я. На это Оля улыбнулась еще ярче.
Я подхватил ее на руки и легко, как балерину, отнес на диван.
Все произошло так быстро - почти нечаянно, - что я даже не успел опомниться. И долго потом не мог отдышаться, откинувшись на подушку. Сердце так и колотилось в груди, я достал из кармана изрядно потрепанную сигарету и закурил. Оля задумчивым пальчиком гладила стену, не обращала на меня никакого внимания, словно ничего и не было. Просто лежала и молча смотрела в потолок. Какая-то мелкая мошка, влетевшая в окно, беспокойно кружила над ее животом, опустилась на грудь. Олин пальчик застыл, и было забавно наблюдать, как девушка вздернула плечом, и ее полные груди также плавно качнулись, будто два спелых яблока. Мошка тут же исчезла. Также быстро растаяла и мимолетная тень раздражения на Олином лице, оно вновь засветилось тихим, безмятежным спокойствием.
Оля не отличалась яркой красотой. У нее было простое и хорошее лицо; округлые карие глаза, полные губы, слегка вздернутый кверху нос с несколькими случайными веснушками, плавный овал подбородка. Обыкновенная девушка, но было в ней нечто такое, едва уловимое, чего не возможно было найти ни у кого другого. Я не знал, что это такое, но чувствовал это всякий раз, когда ее видел. И даже когда просто слышал ее дыхание у себя на плече. И тогда, сидя на диване, я готов был поверить, что она лучшая в мире. По крайней мере, лично для меня.
- Малышка, - сказав я, - так как насчет фотки? Передумала?
- Угу, - ответила Оля. - Передумала.
- Из-за меня?
- Не-а. Просто так...
Вот, собственно, и все. А что касается колготок, то они благополучно нашлись под подушкой. Я их туда сунул, а потом забыл.
Я не поверил своим глазам.
- Олька, ты?! Откуда?
- Привет! - услышал я знакомый до боли голос. - Делать нечего, взяла и приехала. Сейчас уеду, хочешь?
Словно явившаяся из моих смутных воспоминаний, Оля почти не изменилась. Все тот же сумасшедший ребенок, как и прежде, те же блестящие, по-детски округлые глаза, словно расстались мы только вчера, и наш маленький роман все течет своим будничным, беспокойным порядком. Только покрасилась - стала совсем темной, как цыганка.
Пока Оля смешливо оглядывалась по сторонам, я поинтересовался насчет Ленинграда. Оказалось, что там такой же бардак, как и везде, но жить можно. Одно время торговала цветами в кооперативе, но потом ушла - надоел председатель. С учебой дела так себе, перевелась на заочное отделение, придется, наверное, бросать совсем. В общем, все нормально.
Оля заметила в моих руках шарф и спросила;
- Ты куда?
- А, халтура, - объяснил я. - Устроился тут в одной конторе дежурить на ночь.
- На ночь? Я так не играю.
Действительно, как-то нехорошо получалось: приехали такие гости, а я из дома. Может, срочно заболеть? Хотя нет, Андрей Степанович - человек опытный, расколет в два счета, будут крупные неприятности. И так уже за руку не здоровается. Заметив мои колебания, Оля ни с того, ни с сего вдруг сказала:
- А у меня, между прочим, новый купальник...
Это сообщение меня застало врасплох, и я не знал,,то ответить. Хотя от Ольки всегда можно чего-нибудь ожидать - не девушка, а ходячий сюрприз.
- Показать? - спросила она.
- Кого?
- Купальник новый - показать?
- Новый? Покажи.
В то время, пока Оля стаскивала с себя куртку и прочую многочисленную зимнюю одежду, я попытался вспомнить, как выглядел ее старый купальник. И с удивлением обнаружил, что совсем забыл, даже не помнил, был ли он вообще. Для этого потребовалось всего полгода. Интересно, сколько нужно, чтобы забыть эту странную девушку?
- Ну как? - спросила Оля, прогуливаясь по прихожей, как на пляже.
- Ничего костюмчик! - похвалил я. - Смотрится.
И в самом деле, это был отличный купальник, тем более, что его присутствие на теле было самым незначительным. Плавки, а вернее едва заметная полоска, пересекавшая бедра, явно пытались убедить окружающих в своем чисто символическом существовании. Более того, они как бы призывали: "Эй, смотрите, здесь что-то есть!" То же можно было отнести и к верхней части. Мне сразу перехотелось куда-либо идти. Пусть провалится это чертово управление! Скажу, был на похоронах, такое несчастье можно понять. Со всяким может случиться. Правда, с бригадиром такие номера уже не проходят, начнет потом орать, аж тошно слушать.
Что делать, если человек нервный от природы?
- Надо, малышка, - развел я руками. Служба. Ты пока это... займись чем-нибудь. Включить телик?
- Сам ты телик! - рассердилась Оля. - Где твоя контора, далеко?
- Да нет, тут рядом.
В общем, Оля набросила свою куртку, и в таком виде мы отправились на дежурство. Вечер был морозным и темным, Жилмассив светился частыми огнями своих многоэтажек, дразнил запахами чего-то вкусного. Шумная детвора каталась с горки, а по тротуару, не обращая на нас внимания, шагали прохожие с авоськами. Спустя считанные минуты мы были на месте. Мы сидели в крохотном вагончике, брошенном посреди новостройки, грелись у калорифера, рассказывали друг другу свои новости. На плитке нагревался чайник,
- Что ж ты, всю ночь так и сидишь? - спросила Оля.
- Делать мне больше нечего! - ответил я.
- Ложусь и дрыхну до утра - вся работа.
- А на чем?
Я кивнул на топчан с матрасом, кое-как прикрытый потрепанным покрывалом. Где-то валялась подушка, но настолько дряхлая, что я предпочитал обходиться без нее. Что поделаешь - хорошо, хоть так. Тем не менее это не смутило мою гостью. Она быстро привела постель в приличное состояние, после чего с довольным видом расположилась сверху.
- Обожаю ездить в поездах! - воскликнула она. - Ездить - как это здорово!
Я согласился и почему-то засмеялся. Со мной это случается, особенно когда появляются определенные надежды в интимном плане. Вероятно это связано с волнением, но все равно, как-то неудобно. Некоторые это понимают неправильно, поэтому, чтоб успокоиться, я закурил. С улицы доносились отрывистые завывания ветра, на плите гудел чайник. Чем больше наш вагончик наполнялся теплом и уютом, тем сильнее меня охватывало странное волнение, отозвавшееся ознобом по всему телу. Сигарета так и прыгала в моих пальцах, и, как я не пытался успокоиться, мое состояние становилось все более невыносимым. Пора уж было начинать с Олей, но на ум ничего не приходило, и я не знал, с чего начать. Может, предложить ложиться спать, а то завтра рано вставать? Нет, от такого намека у нее пропадет всякое настроение, как-то слишком прямо, тем более, что завтра - суббота. Лучше подождать, пока сама не начнет зевать.
Я почти не удивился, когда на пол упала Олина куртка, а за ней и две крошечные тени скользнули по стенке нашей каморки. Оставшись совсем голой, Оля сладко потянулась, а затем стала рассматривать свои ноги, вытягивая каждую чуть ли не до потолка. В свете калорифера они казались абсолютно красными.
- Ты чего? - спросил я хриллым голосом.
Впервые я видел, чтобы девушки рассматривали свои ноги, притом в таком виде.
- Аэробика! - объяснила Оля. - К твоему сведению, уже месяц занимаюсь.
- Чем?
- Аэробикой, чем же еще?! Вот смотри.
И она показала несколько упражнений, от которых мне стало не по себе. Конечно, если трезво вдуматься, то ничего особенного там не было - все это можно увидеть едва ли не в каждом журнале. Но странное дело; в этой мрачной хибаре, среди ящиков и грязных спецовок это казалось чем-то необыкновенно волнующим и желанным. Оно было воплощением совершенства. Всем своим сердцем я устремился туда, между пурпурных ног, только там я ощущал источник своих желаний. Оля это почувствовала и стала рассыпать свои прелести до того щедро, что захватывало дух. В висках стучала кровь, щемящий зуд в паху становился все нестерпимей. Невидимая сила сорвала меня с места, и я оказался на топчане. Оля не успепа закончить со своим мостиком, как в повалил ее и со всего маху овладел ею. Девушка охнула и чуть прогнулась, однако тотчас успокоилась, замерла в сладостном ожидании.
Нужно заметить, что из-за моей торопливости Оля имела не совсем нормальную позу: своей коленкой она упиралась мне в самый подбородок, и при каждом движении я ощущал это весьма чувствительно. Не придав вначале этому обстоятельству особого значения - до того ли было? - в дальнейшем я понял, что попал в неожиданно затруднительное положение, когда уже стало совсем не до секса. Когда же Оля, начала энергично двигать своим тазом, я стал всерьез соображать, как бы поскорей прекратить зто бессмысленное занятие. Может, сослаться на плохое самочувствие? Нет, Оля не поймет, подумает бог знает что, все будет кончено.
Моим спасителем был телефонный звонок, обычный звонок из диспетчерской по поводу дежурства. Я схватил трубку и сообщил, что все в порядке, никаких замечаний. Затем я предложил заняться чаем.
Оля пила чай мелкими глотками и безразлично глядела мимо чашки. Я не решался нарушить молчание, хотя в тот момент слова были просто необходимы, пусть даже самые пустые и ничего не значащие.
- Малышка, - неожиданно сказал я, - а ведь я по тебе соскучился.
Оля ничего не ответила. Своим недовольным видом она напоминала обиженного ребенка, у которого отобрали любимую игрушку. Мне стало жаль девушку. Я наклонился и поцеловал ее в шею. Затем в коленко. Затем мы побросали чашки и коснулись друг друга губами, медленно ощутили их горячий привкус. Не прекращая зыбкого, почти невесомого поцелуя, мы сбросили всю мою одежду и легли в постель. Было тесно, и я едва не свалился на пол, когда Оля своим маникюром коснулась мне в пах. Я дернулся, как от электрического удара.
Упругая мягкость и забытый аромат Олиного тела с избытком компенсировали все мои неудобства. Я не мог от него оторваться, пытаясь насытиться его нежной молодостью и чистотой. Я хотел почувствовать каждую его частичку, каждый его пальчик и волосок, я блуждал в его лабиринтах, замирал а растерянности, не веря своему счастью. Мне хотелось ощутить это тело до самого конца.
На этот раз я не стал спешить. Без лишней суеты, спокойно, я расположил Олю следующим образом: поставил ее , на широко раздвинутые колени к себе задом, так что ее голова и руки надежно упирались прямо а угол, как раз под окном. Под край топчана подложил кирпич, а все доски и разный хлам, торчавшие сверху, засунул подальше и надежно эакрепил, чтоб не свалились на голову. Подвернувшуюся подушку также приспособил к делу - заткнул видневшуюся у пола щель. После чего с легким сердцем и в приятном возбуждении я поспешил на топчан. Там, нетерпеливо поблескивая своими округлыми формами, меня ждала Олина попка, горячая и трепетная, словно застоявшийся скакун.
Долгие хлопоты не оказались напрасными, это чувствовалось во всем: и в слаженности наших движений, и в их необыкновенной легкости, даже изяществе, и в тихом, размеренном скрипе топчана. Оля уткнулась в свои руки, не издавая ни звука, но мои ладони, обхватившие ее талию, ясно ощущали тяжелое девичье дыхание, а также все нарастающий стук ее сердца. Эта девочка, подумал я, должна запомнить сегодняшнюю ночь.
Я провел кончиком языка по Олиной спине, почти коснулся лопаток, прислушался. Девушка затаила дыхание, однако ее подвижные бедра стали еще более энергичными и теперь мягко ударялись в меня, что также было необыкновенно приятно. Когда Оля чуть успокоилась, я каким-то чудесным образом сумел достать губами ее попки, где и оставил два ярко-багровых засоса - на память.
Пока мы таким образом забавлялись, все шло своим порядком. Мои бедра не знали передышки, и мне стоило больших усилий держать их в разумных рамках, чтоб растянуть эти сладкие мгновенья как можно дольше, Приятная истома все больше наполняла мое грешное тело, с каждым толчком это чувство усиливалось и крепло.
Оля, встав на четвереньки, тихо стонала и всхлипывала. Это был хороший секс.
Довольные друг другом, мы собирались заканчивать. Наш некогда грациозный танец превратился в нечто, похожее на яростную агонию, стоны стали надрывными, а весь смысл происходящего умещался в соприкосновении наших тел. Мутная пелена заволокла сознание, все больше застигала глаза. Тупо уставившись в окно, я видел там какой-то невзрачный ночной пейзажик, не вызывааший во мне ни единой эмоции. Панели, кучи кирпича, ржавый генератор, разный хлам, которым завалены все стройки. Луна, зацепившаяся за кран. Снег. Какие-то темные силуэты, пробирающиеся к складу... Откуда здесь силуэты?
Не успел я опомниться, как странные субъекты, сбив замок, уже хозяйничали на складе. Нужно было что-то делать. Быстро закончить с Олей и тут же звонить в диспетчерскую, пуская поднимают тревогу. Впервые мне пришлось оказаться в подобной ситуации.
Девушка тем временем ничего не заметила, и, когда я в бешеном темпе взялся за старое, ее возбуждению не было границ. Предчувствуя надвигающуюся развязку, она просто изнемогала от сладострастия . Если эта девочка не успокоится, подумал я , то могут возникнуть большие неприятности, тем более, что за окном все было в самом разгаре - тащили мешки с цементом.
В этих условиях получить по шее не составляло труда.
От подобного рода впечатлений меня охватила легкая вялость. Хотя я и продолжал машинально стучаться в Олин зад, однако ничего не происходило, как я ни пытался сосредоточиться. Оставалось одно: все бросать и скорей что-то предпринимать, пока еще не поздно. За цемент Андрей Степанович не простил бы. Он этот цемент выбивал чуть ли не всю зиму.
Но как быть с Олей? Если в этот кульминационный момент нашей встречи я все брошу, то никакие оправдания она просто не захочет и слушать. Не будет слов, чтоб успокоить девушку, для которой чувства значили все. Будут слезы: переживаешь из-за каких-то вонючих мешков, а я до лампочки, да? Скажи лучше, что не хочешь и т. п. Уж лучше не прекращать, а как-нибудь постараться, ведь пустяковое, в сущности, дело. Пока они там закончат, я все успею.
Оля совсем успокоилась, ее реакция на все мои усилия была более, чем сдержанной. Но стоило мне лишь на какое-то время охладить свой пыл, как она сразу же оживала и начинала различными способами выражать свое беспокойство: вздыхала, дергала, ногой или откровенно косилась в мою сторону, как бы желая выяснить, в чем дело. Мне ничего другого не оставалось, как продолжать, хотя бессилие и усталость охватили все части моего организма, а голову все более наполняла пустота. Как сексуальный робот, безразлично двигал своими бедрами, глядя стеклянными глазами на улицу.
Там брезжил рассвет. В его размытых, почти прозрачных потемках виднелась пустующая новостройка: все те же кирпичи, панели, тот же кран с поникшим крюком, недостроенный дом... Редкие снежинки, засыпающие следы у склада... Звук раннего троллейбуса едва ли не с другого конца города, слабый, как писк комара... Телефонный звонок...
Когда я наконец поднял трубку, за окном было совсем светло. Покрытое серой мглой небо уже трогали зыбкие лучи, наступал новый день. Все нормально, безразлично сообщил я в диспетчерскую, замечаний нету. На душе мне стало светло и спокойно, а все происшедшее показалось совершенно несерьезным, чем-то вроде глупого сна. Эх, вздохнул я, вот и утро уже. Вот и Оля повернулась, тоже как-то странно щурится, а вот и ее улыбка. С добрым утром, мой юный ангел!